Ингерманландия (Земли Ижоров). Фотографии Самули Паулахарью (1911)

Фотоальбом известного финского этнографа Самули Паулахарью (1875-1944), рассказывает о Ингерманландии (Санкт-Петербургской губернии), её жителях, строениях, устройстве в 1911 г. Самули Паулахарью, потомок старинных каретных мастеров, искусный рисовальщик и столяр, был учителем труда школы для глухонемых детей в Оулу. Каждое лето он проводил в путешествиях, во время которых занимался сбором краеведческого и этнографического материала: записывал воспоминания старожилов, их рассказы об обрядах, обычаях и традициях.

Будучи неутомимым путешественником, он совершил походы по Финляндии, Норвегии, Швеции, Кольской Лапландии, Беломорской и Приладожской Карелии. Финансировались подобные поездки чаще всего фондом имени Альфреда Корделина и Литературным обществом Финляндии. Паулахарью не имел специального этнографического образования, поэтому не был ограничен никакими учеными догмами, его отчеты о путешествиях были написаны образным живым языком. Это вызывало некоторое неудовольствие «научных руководителей», однако труды Паулахарью заняли достойное место среди работ крупнейших историков и этнографов.

Всего Паулахарью сделал 65 тыс. памятных записей, написал 4 тыс. страниц этнографических отчетов о своих путешествиях, сделал тысячи рисунков и фотографий. Опубликовал около пятисот статей в газетах и журналах и 21 книгу. В октябре 1943 года, за год до смерти, он получил звание профессора... После возвращения из своего путешествия по Петербургской губернии, совершенного в 1911 году, Паулахарью сдал Финно-угорскому обществу 300-страничный отчет о поездке.

Ингерманландия - историческое название земель лежащих на территории между Нарвой и Ладогой, известные еще как «Ижорские земли». Название земель происходит от финского слова Inkeri (эстонского Ingeri) и реки Inkerejoki (ныне р.Ижора) протекающей по этим землям - «Inkerimaa» (Ингрия), что означает «Земля Инкери». Слово «Ингерманландия», взято Петром I для обозначения Приневского края, и происходит от шведского названия «Ingermanland», которые назвали эти земли на свой лад, прибавив к исходному названию окончание «land» (земля).

Известный русский историк В. Н. Татищев связывал это название с именем князя Игоря (скандинавский вариант – Ingor, в женском варианте – Inger). Исследователь А. Шёгрен пытался лингвистически обосновать связь названия с именем Ингегерд. Финское же название «Инкери» (Inkeri) возможно намного древнее и, может быть, получило своё название от реки Инкери йоки (Inkerijoki), так называется по фински река Ижора, которая течёт по территории средней Ингерманландии. Ещё в начале ХХ века здесь проживали финны, ижора, водь, эстонцы, карелы, русские и немцы. Различные группы населения могли проживать на одной и той же территории, и даже в одной и той же деревне. Считается, что изначальным населением Ингерманландии были Водь и Ижора. Самые ранние археологические свидетельства, говорящие в пользу води, относятся к началу нашей эры. На основании некоторых захоронений можно утверждать, что на территорию Ингерманландии в IV – VII веках пришли новые поселенцы из Восточной Эстонии.

В старых русских источниках водь впервые упоминается в 1069 году. Так под этим годом есть известие, что при сражении новгородцев с полоцким князем Всеславом «велика бяще сеця Вожанам ипаде ихъ бесчисленное число». А под 1149 годом сообщается, что емь, напавшая на водь, была разбита при помощи новгородцев. Правда, упоминаемая в летописи Нестора чудь, которая, как утверждается, в IX веке приняла участие в создании Русского государства, вполне могла быть именно водью. Происхождение ижоры столь же загадочно, как и води. Очевидно, что ижора и карелы имели общие корни. Ранее считалось, что предки ижор переселились в Ингерманландию из Древней Карелии, с западного побережья Ладожского озера, где-то в начале II-го тысячелетия.

В русских летописях ижора впервые упоминается под 1228 годом, когда она, как свидетельствует источник, вместе с новгородцами отражала нападение хяме. После этого ижора, равно как и корела, неоднократно упоминается в летописях в связи с военными предприятиями Новгорода, направленными против Запада. Славянские племена, кривичи и словене, появились в южной Ингерманландии в районе Чудского и Ильменского озёр, примерно, в VI – VIII веках. Через два века славяне начали проникать уже на собственно Ингерманландскую возвышенность. Об этом свидетельствуют тысячи курганов, из которых самые древние относятся именно к Х веку. С этого времени начались взаимные контакты славянских и финских племён в Ингерманландии. Можно считать, что с самого начала эти контакты носили оживлённый характер, поскольку в курганах и захоронениях соседствуют как древнерусские, так и прибалтийско-финские черты. В последующие столетия влияние славян постоянно возрастало. На то были две основные причины: к XIV столетию вся Ингерманландия уже вошла в орбиту новгородского влияния, и её жителей обратили в православие. После Ореховского мира 1323 года Новгород, а затем Москва закрепляют приобретённые территории. В те времена на Ижорской земле находилось несколько укреплённых крепостей: центральная старая крепость Орешек, Копорье (Kaprio), Ям (Jam, Jama), Ивангород.

С XII века Ижорская земля входила в состав Новгородской земли. В этот период Новгородская республика постоянно вела войны со шведами («Невская битва» 1240 года), датчанами, а также с Тевтонским орденом («Ледовое побоище» 1242 года). В 1280 году великим князем Дмитрием Александровичем заложена первая каменная крепость на территории Приневского края — Копорье. В ареале племени емь в западной Ингрии была основана крепость Ям (позднее Ямбург, Кингисепп). В XV веке Ижора, как и вся Новгородская земля, была завоёвана и присоединена к Московскому Великому княжеству. Для охраны западных рубежей в 1492 году по приказу великого князя Ивана III была построена крепость Ивангород. В мае 1583 по итогам неудачной для Ивана Грозного войны Русское царство заключило Плюсское перемирие со Швецией, по которому лишалось почти всей Ижорской земли. Восточные уезды Водской пятины стали владением Швеции (швед. Svenska besittningar), то есть, в отличие от провинций, обладали статусом завоёванной территории и находились под властью генерал-губернатора, который подчинялся напрямую королю. В составе Русского царства остался только Ореховский уезд с рекой Невой. В 1595 году захваченная часть Водской пятины была возвращена Русскому царству по Тявзинскому договору.

Границы Ингерманландии ограниченны Финским заливом, рекой Нарва, Чудским озером и Ладожским озером с прилегающими к нему равнинами на востоке. Границей с Финской Карелией считается река Сестра. Южная часть не имеет четких географических ориентиров и соответствует границе между Россией и Швецией установленной в 1617 году. В 1708 году эти земли вошли в состав Ингерманландской губернии, с 1710 — Санкт-Петербургской Губернии, а с 1927 года — Ленинградской области. Границы этих образований значительно менялись с течением времени. С 1803 по 1926 года историческая Ингерманландия включала в себя город Санкт-Петербург и 5 уездов Санкт-Петербургской губернии: Петербургского (Петроградского), Петергофского, Царскосельского (Детскосельского), Шлиссельбургского и Ямбургского. В настоящее время это территории Кингисеппского, Волосовского, Гатчинского, Ломоносовского, Тосненского, Всеволожского и западная часть Кировского (до реки Лавы, ранее Лавуя) районов Ленинградской области. После Октябрьской революции 1917 года северная часть Ингерманландии при поддержке независимой Финляндии, провозгласила государственный суверенитет - была образована республика Северная Ингрия со столицей в деревне Кирьясало Всеволожского района, просуществовавшая с 1918 по 1920 гг. В 1920 по условиям Тартуского договора между РСФСР и Эстонией небольшая часть западной Ингрии была включена в состав Эстонской республики.

Русское население не могло понять смысла старых названий сел, островов, рек, и переиначивало их «на русский лад», к примеру село Ауттава было переназвано в Автово, а село Кеттеле - в более понятное «Котлы», и так далее. С приходом русских автохтонное население испытало серьёзное влияние русской культуры, которое, в частности, сказалось на языке, что привело к его полному вытеснению.

Свидетельством о жизни, традициях и обычаях национальных меньшинств Петербургской губернии век назад служат сведения, собранные известным финским этнографом Самули Паулахарью. В 1911 году он совершил велопутешествие по Петербургской и Выборгской губерниям.

«Мое путешествие по Ингерманландии началось в Валкесаари 6 июня и продолжалось чуть более двух месяцев, закончившись 12 августа на станции Веймари, где я погрузил свой велосипед на поезд и через Петербург уехал домой в Финляндию», – говорилось в отчете Паулахарью Финно-угорскому обществу. Как указывал ученый, его записи в первую очередь касаются строений – их ему удалось зафиксировать около полутора сотен. На других зарисовках (их 700-800) – внутреннее убранство и обстановка, мебель, рабочие инструменты, могильные памятники.
Как отмечал Паулахарью, неправильно представление о том, что вокруг Петербурга живут только русские. Там около двадцати финско-лютеранских приходов с населением свыше 120 тыс. чел., есть православные финны, около 15 тыс. ижорцев, около 2 тыс. води, несколько тысяч эстонцев. Путешествие Паулахарью составило 1300 верст – сначала в северную часть Ингерманландии, потом в западную с водскими и ижорскими деревнями. Он посетил практически всю Ингерманландию, исходил все ее «дивные холмы», побывал в Лемболово, Токсово, Колтушах, Марково, Шапках, Гатчине, Колпанах, Ропше, Губаницах, Сойкино...
По его словам, местные жители поначалу поражались, увидев такого необычного путника, и принимались гадать, кто же он такой: конский доктор? старьевщик? проповедник? законоучитель? Что он тут выискивает? В Кобрино «вся деревня, все ее жители приходили на постоялый двор поглядеть на меня – удивительного чужака, и поделиться своими знаниями о заразных болезнях и погоде».
Взыскательному читателю, очевидно, придется простить присутствующую в рассказе Паулахарью идеализацию ингерманландцев и некоторую настороженность по отношению к русским жителям Петербургской губернии.

«Обитатели Ингерманландии – живой, веселый и доброжелательный народ, – отмечал Паулахарью. – Если вы зайдете в какой-нибудь дом познакомиться, то с радостью убедитесь, что стихи и сказки, заговоры и заклинания льются от ингерманландцев с такой легкостью, которой не бывает у карельских сказителей. Ингерманландия – благодатная страна для исследователей народных искусств и собирателей народной поэзии... Там и сейчас все еще встречаются старые рунопевцы, а раньше там были настоящие великие певцы и сказители...»
Однако уже в те времена Паулахарью сетовал на то, что ижоры и водь начинают забывать родной язык. «Во многих водских деревнях дети больше не понимают речи своих родителей. Они говорят на государственном, русском языке». Радовало этнографа хотя бы то, что в некоторых деревнях вожане еще сохраняли свои старинные национальные костюмы – женские одеяния.
«Водские деревни выглядят также привлекательно, как и другие деревни Ингерманландии: срубленные из круглых бревен жилища под соломенными крышами длинными рядами теснятся бок о бок по обе стороны деревенской улицы. Высоко вздымаются островерхие соломенные крыши с крутыми скатами...»

В «ХАРТСОВНЮ» НА ЧАЙ

В сферу интересов Паулахарью попадали все стороны жизни – постройки, предметы труда и быта, костюмы; сами жители с их традициями, обычаями, верованиями, фольклором, воззрениями. Особенно интересовали этнографа рассказы старожилов о тяжелых временах крепостного рабства.
«В Валкесаари, Лемпаала, Вуолах и даже в Токсова все еще встречаются забавные курные избы с берестовыми крышами. Там еще можно иногда обнаружить древнего деда, который очень живо расскажет вам о минувших днях. Обычно такой старик живет в праотцовской, срубленной из круглых кряжей, старинной избе с высокой крышей и окнами, которые закрываются дощатыми ставнями...» – сообщал Паулахарью.
«В Ингерманландии все еще во множестве встречается нечто исконное, например, курные избы, копоть которых восходит к временам крепостничества. Некоторые местные до сих пор живут под черным потолком, согревая свое жилище дымящими каменками».
Самой красивой ингерманландской местностью Паулахарью называл Токсово. «Кое-где виднеются расположенные на гребнях деревни и дома, а склоны этих холмов расчищены и превращены в поля, но некоторые все еще покрыты лесом. Долины и ложбины зеленеют лиственными зарослями, в некоторых низинах переливно блестит поверхность озера, кое-где звенит в своем извилистом русле лесной ручей». Токсовские старики говорят, что будто бы в прежние времена здесь был большой город, в котором жили «великаны».
По словам Паулахарью, характерная примета ингерманландских мест – «хартсовни» (так местные жители называют харчевни). На пути из Петербурга в Токсово – полтора десятка таких заведений, а в некоторых деревнях по пять-шесть. Сюда путники направляют коней и заходят попить горячего «тсаю». Здесь принято пить стакан за стаканом: «Полтора десятка чашек может проглотить за один присест обычный любитель чая. А вот сахар потребляют расчетливо. Приносят по два-три кусочка на человека, и этой сладости по-настоящему искушенным чаепивцам шутя хватает на все такое времяпрепровождение. Если же случается праздник, то в «хартсовнях» и около них мужики располагаются на целый день...»

СВЯЩЕННЫЕ ДЕРЕВЬЯ, КУСТЫ И КАМНИ

Записи Паулахарью свидетельствовали о том, что среди жителей были очень сильны языческие традиции. Они поклонялись священным деревьям и даже кустам, приносили им жертвы, производили возле них магические действа...
«Три сотни отметин на деревьях я обнаружил в Западной Ингерманландии», – отмечал исследователь. Среди подобных священных мест была большая береза, что стояла посреди деревни Пурну в 20 верстах от Токсово, на берегу Ладоги. К этому дереву совершались жертвоприношения. В корнях березы укрывалось маленькое лукошко, куда складывали принесенные дары. «Поклонение березе – явление не давнее и не забытое, потому что даже вокруг еще сохранившегося пня витает атмосфера обожествления, как и до гибели священного дерева от старости».
А в Лииссиля (Лисино) дух, которому поклонялись местные жители, выбрал для себя местом обитания большой можжевельник, куда народ приносил в дар пироги, молоко и яйца. Все это складывали у корней и молились, чтобы дух послал удачу...
В деревне Никкаси (ныне Вярлево Гатчинского района) – священная сосна, у которой люди ищут помощи и защиты. Могучее дерево имело три метра в обхвате, и даже самые свирепые бури не могли поколебать его. Говорили, что в корнях дерева скрыто сокровище. В деревне же Патамяки предметом поклонения служил огромный куст крыжовника на краю небольшого водоема, выбранный духом для места обитания.
Поклоняются духам и русские жители. К примеру, в русском селе Ильеши (ныне в Волосовском районе), что в десяти верстах от Молосковиц, каждый год в конце июля проходили большие праздники в ознаменование святых чудес, сотворенных Прасковеей – «Ильешинским божеством». Сотни людей устремлялись поклониться Прасковее. Святыми считались береза у часовни и камень, на который спрыгнуло с дерева божество. На камне будто бы оставался след ее ноги – углубление примерно на 20 см, в нем всегда стояла вода и не высыхала даже в самую жаркую погоду. Паломники считали эту воду «святой», набирали ее в бутылочки и лечили ею разные болезни, например глазные...
В водской деревне Ярвикойск (по-русски Бабино) местные жители поклонялись святой березе с раздвоенным стволом и Ильину кресту в священной роще. В прежние времена там приносили в жертву быка, ели, пили, возлагали дары...

Сергей ЕВГЕНЬЕВ