Описание языческих народов живущих в Казанской губернии
Константин Сафонов (1851-?) — казанский фотограф. Член-сотрудник Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, член Казанского фотографического общества. С 1896 г. проживал в г. Чистополе, где содержал фотографию на Архангельской улице в доме Антропова.
Описание живущих в Казанской губернии языческих народов, яко черемис, чуваш и вотяков, с показанием их жительства, политического учреждения, телесных и душевных дарований, какое платье носят, от чего и чем питаются, о их торгах и промыслах, каким языком говорят, о художествах и науках, о естественном и вымышленном их языческом законе, також о всех употребительных у них обрядах, нравах и обычаях; с приложением многочисленных слов на семи разных языках, как то на казанско-татарском, черемисском, чувашском, вотяцком, мордовском, пермском и зырянском, и приобщенным переводом Господней молитвы «Отче наш» на черемисском и чувашском языках, сочиненное Герардом Фридрихом Миллером, Императорской Академии Наук профессором, по возвращении его в 1743 году из Камчатской экспедиции.
Санкт-Петербург. Иждивением Императорской Академии Наук. 1791 года.
В Казанской губернии, кроме переселенных там Русских переведенцев, находится шесть народов, которые из давнейших времен в оной жительство имели, и ныне по большей части в тех же местах живут. Оные народы по известному в России званию суть следующие:
1) Татары, которые живут отчасти в самом городе Казани, також и в окольных деревнях, так что их и в Кунгурском уезде довольное число находится, к чему причитаются и Башкирцы, живущие в Уфимской провинции.
2) Черемисы и
3) Чуваши, которые живут по обоим берегам реки Волги, выше и ниже города Казани.
4) Вотяки, которые почти все места между Волгою и Камою под собою имеют.
5) Мордва, которые настоящее жительство имеют в Нижегородской губернии; однако же некоторое число их есть и в Пензенской провинции, которая принадлежит к Казанской губернии.
6) Пермяки и Пермичи, яко жители между Солью-Камскою и Чердынем, которые с Зырянами Устюжскими, Соль-Вычегодскими и Яренскими за один народ почитаются.
Хотя всем вышепоказанным народам обстоятельное описание не бесполезно будет, однако оного теперь надлежащим образом учинить не можно. Что касается наипаче до Татар и Башкиров, то они с живущими в Сибири такого же звания народами сходство имеют, о которых при описании Сибирских народов известие сообщить необходимо должно. В Мордву за дальним их расстоянием с дороги заехать мне никак невозможно было; а о Пермяках также много писать нечего, по тому, что они уже давно обращены в Христианский закон и от прежних своих нравов и обычаев, имея всегдашнее обхождение с Русскими людьми, по большей части отстали.
Того ради в сей книге сообщу я токмо описание Черемис, Чувашей и Вотяков по достовернейшим тем известиям, которые в бытность мою в Казани и на пути через Кунгур в Сибирь собрать мне можно было: однакож для потребного сравнения языков приобщу здесь собрание и прочих народов. Татарские и Мордовские слова собраны в Казани Русскими толмачами, которые знали оные языки; а слова на Пермском и Зырянском языках собрал и к первым приобщил я сам в бытность у сих народов при возвращении моем из Сибири.
I. О жительствах Черемис, Чуваш и Вотяков и о политическом их учреждении
Черемисы, Чуваши и Вотяки, суть особые три языческие народа в Казанской губернии, которые жилищами своими простираются до 200 верст выше и ниже города Казани, по обе стороны реки Волги так, что Черемисы по большей части жительство свое на левом берегу помянутыя реки, и к востоку по разным местам до Кунгурского уезда, а Чуваши наибольшее по правому берегу реки Волги; Вотяки же имеют жилища свои от Волги в сторону, а именно в половине северной части Казанской губернии, то есть около реки Вятки.
Олеарий, и по нем все прочие землеописатели, положили различие между Нагорными и Луговыми Черемисами и всех имеющих жительство по правую сторону Волги назвали Нагорными, а живущих по левую сторону оной же реки Луговыми Черемисами. Из давних лет и в самой России такое же разделение в обыкновении было, которое утверждается на разных обстоятельствах берегов реки Волги; ибо правый или западный берег по большей части высок и горист, того ради и называется Нагорной берег; а левый по низким местам прозван Луговым, или Лужным. Но по таковому разделению Чуваши с Черемисами смешиваются, ибо и на правом берегу реки Волги также живет некоторое число Черемисов, хотя и весьма мало, и токмо в одном Козьмодемьянском дистрикте, которое столь малое место с противолежащею стороною, где они живут великим многолюдством, сравнить никак не можно. Чуваши, о которых прежде сказано, что они наипаче занимают правый берег реки Волги, живут также по разным местам деревнями и на левой стороне реки Камы, около городков Старого и Нового Шезминска, Билярска, Тиинска, Майнска, Мензелинска, Салинска8 и прочих. Но кто бы захотел по таким малым обстоятельствам к разделению какого народа взять повод? Да и предъявленное Олеарием предосужение ни мало не справедливо, якобы вся правая сторона реки Волги по причине находящихся в ней гор весьма пуста и неплодородна, а вместо того на левой стороне хороших и плодоносных мест находится довольно; ибо везде по обе стороны есть леса великие, а где нет лесу, там пашни, с тою только разницею или преимуществом, что левая, или ровная сторона, за низкими местами больше наводняется, и в сухие лета бывает весьма плодоносна, а в дождливые не столь много плодов приносит.
Множество находящихся в сих местах лесов есть тому причиною, что все вышеупомянутые народы жилища имеют или в лесах, или между лесами, и к поселению своему выбрали такие места, что каждая деревня построена при нарочитой реке, или речке, или озере, а при том по близости и к пашням. На некоторых местах есть также и степи, как то в сибирской провинции по правую сторону Волги, где живут Чуваши. Сия степь столь велика, что тамошние жители по ней за дровами часто по три дня ездить принуждены бывают, и сказывают, что будто там находятся остатки старинного земляного города, и один конец его вала за Волгу до Мензелинска простирается.
А пониже сии места внутрь земли никакими землеописателями еще не объезжены, то весьма бы полезно было, ежели бы кто не столь многими занятый делами, сколько оных в бытность путешествия моего имел, постарался помянутые места осмотреть, и остатки древности с прочими достопамятными вещами описать, которых заподлинно по разным местам немало находится. В пример сему представить можно остатки прежнего города Булгара, яко столицы старинного Болгарского царства, где на надгробных камнях знатных и простых людей находятся надписи на Арабском и Армянском языках, с которых и из Казанской Губернской канцелярии сообщены мне списки.
Учинившийся изданием Российской ландкарты и описанием северной и восточной части Европы и Азии знаемым г. Стралемберг9пишет, что помянутый город прямо надлежит называть Булган, а не Булгар, по тому, что первое звание на Татарском языке значит лагерь ханской валом обведенной; того ради и на ландкарте означил он остатки помянутого места под именем Vradera urbus Bulgan, т. е. «остатки города Булгана». Но сие должно считать между прочими от чрезмерного последования произведению слов происходящими погрешностями, ибо восточных стран писатели, из которых Гербелот несколько приводит, всегда пишут Булгар; да и на вышепоказанных старинных надгробных надписях в четырех местах звание сие Булгар написано.
Между Волгою и Камою на Казанской дороге к Весе Соликамской и далее поставлены верстовые столбы, только не такие, какие обыкновенно в России бывают. Там считают везде по чумкасам, а в чумкасе считается пять верст: но они гораздо больше Российских мерных верст по 500 сажень, или по 1500 аршин; разве одну чумкасу положить с Немецкою милю, которых в градусе по 15 считается, ежели они еще более не будут: а как прежде государствования блаженные и вечнодостойные памяти Государя Императора Петра I, вышепоказанные большие версты и в России также бывали, то довольно явствует, для чего у прежних писателей Российской Империи по 5 верст в одной Немецкой миле положено. Татары Чумкас называют на их языке Алечук, Черемисы Кешмаш, а Вотяки так же, как и Русские, Чумкас.
Черемисы, Чуваши и Вотяки по городам, или по слободам, вместе с русскими не живут, но в особливых деревнях, и там разнятся от Татар, которые и в Русских селениях своими живут слободами. Черемисы ныне живут также и с Татарами, Чуваши по некоторым местам с Татарами и с Мордвою, и в Козьмодемьянском дискрикте. Черемисы и Чуваши живут без разбору, так, что их по всем обстоятельствам почти за один народ почесть можно: одни Вотяки так дики и грубы, что они ни с каким народом дружеского обхождения иметь не хотят, или чтобы жить вместе в одной деревне.
Черемисские деревни очень малы, и по большей части состоят из двух только или трех дворов, а весьма редко бывает, чтобы в одной деревне дворов с 10 или с 20 было; такие деревни стоят часто одна от другой не подалеку; напротив чего Чуваши почти везде большими деревнями так, что в оных по 20, по 80 и по 100 дворов бывает, и редко найти можно, чтобы в которой деревне меньше десяти дворов было. Около Маинска, ниже устья реки Камы, есть Чувашская деревня, называемая Пиктубаева, в которой более 200 дворов считается. Вотяцкие деревни по большей части состоят из 20, 30 и из 40 дворов, смотря по тому, сколько между дикими лесами под известное число дворов места будет и сколько пропитания для себя и для скота найдут. У Черемис и у Вотяков есть такое обыкновение: ежели им на старых местах жить не покажется, то они сламывают иногда целые деревни и хоромное строение переносят на другое место; а иногда дворы оставляют и на старых местах и отдают оные охотникам в наем. Между Вяткою и Камою, чумкасов на 20 от первой реки, на большой Сарапульской дороге примечены мною остатки Вотяцкой деревни, которая называлась Кибия, и от тамошних жителей за три года пред тем перенесена на другое место, на три версты от прежней под тем же названием. Кажется, что сей народ произошел от древних гамоксобитов, с которыми в житии нынешние народы во всем сходствуют.
О Вотяках еще и то примечать надлежит, что они некоторые из своих деревень называют именем Пилги, а других не называют, и сему никакой причины показать не знают; да и того сказать не могут, что значит слово Пилги, а только объявляют, что их предки сии места так называли; чем любопытный путешествующий писатель и по неволе должен быть доволен.
У сих народов дворы построены так, как и у Татарских мужиков, и тем разнятся от деревенского строения Русских мужиков; ибо у них нет чёрных изб, но над печами и очагами сделаны дымовые окошки и комли. В избах везде делаются у них, как и у Татар, широкие лавки, или полки, так, что поперек оных протянувшись человеку лежать можно; токмо оные лавки не по всей избе шириною одинаковы. Оконницы по большей части паюсные, от чего зимою у них весьма тепло бывает, или из тонких берест. Я не мог приметить того, что пишет Стралемберг о дворах Чувашских, якобы у них все избы дверьми на полдень строятся; ибо, хотя я сам ни в одной Чувашской деревне не был, однакож Чувашский толмач, который долгое время у них жил и в Казани мне дан был, Стралембергова объявления нимало не подтвердил.
Помянутые народы из давних лет состоят беспосредственно под Российскою державою; однако каждый народ имеет вольность, по своему рассуждению из своих выбирать в сотники, в выборные, в старосты и в десятники, яко судей в их деревнях. В каждой деревне есть свой выборной, староста и несколько десятников, и некоторое число деревень состоят в ведомстве у одного сотника. Иногда бывает в деревне и свой сотник, как то обыкновенно у Чуваш, у которых деревни велики; тако и у Черемис, которые живут в дистрикте Алатском. Помянутые люди, яко старые и главнейшие, чинят расправу всяким небольшим делам и ссорам; а буде кто явится по уголовным делам, таковые за караулом отсылаются в городы.
Кроме подушных денег не платят они никаких податей, которые собираются с них по примеру Российских Государевых крестьян, а именно по рублю по десяти копеек с каждой души мужского полу наличными деньгами. Оные деньги каждой деревни выборной собирая, отдает в полковую канцелярию того города, к которому какая деревня приписана. В одном только Кунгурском уезде есть несколько Черемисских деревень, которые вместо подушных денег платят подати куницами. Здоровый и бодрый человек дает по две куницы, а немощные и старые только по одной. Ежели же им оных куниц натурою дать не можно, то берутся с них в казну по тамошней цене деньги, а именно по 40 копеек за каждую куницу. Помянутым деревням из давних лет позволено платить куницами, которую вольность и тамошние Татары имеют со времени завоевания оных земель, и по тому просто прозваны «Куничными татарами».
II. О их телесных и душевных дарованиях
Лицом Черемисы, Чуваши и Вотяки таковы, что их между прочими соседственными народами весьма легко распознать можно. Черемисы и Чуваши много походят на Татар, а разнствуют токмо (отличаются только) тем, что они суше, и за тупостию их разума кажутся на взгляд весьма глупы и боязливы; а Вотяков по их внешнему виду можно сравнить с Чухонцами. У Чухонцев волосы на голове и бороды по большей части темноватые, а у Чуваш, напротив того, почти у всех желтые, или рыжие. Они все ходят с бородами, и бороды у них не широки, но продолговаты клином. Усы они бреют, а многие по обыкновению Татар бреют также и головы, или подстригают волосы весьма коротко; и сие делают они не по обязательству своего закона, но только по обыкновению восточных народов. Черемисы и Чуваши росту среднего, а между Вотяками больше мелких, нежели крупных. Вотячки почти все имеют малые и быстрые глаза, что их невоздержанию от питья приписать можно. Черемисские женщины красотою других превосходят, и от соседственных народов лучше татарок почитаются. В бытность мою в Казани, при множестве новоизбранных рекрутов из сего языческого народа, случилось мне видеть нечто удивительное, что они гораздо полнее и лучше лицом и станом пред своими земляками были. По сему я заключил, что может быть из всех молодых людей сего народа в службу выбраны были самые лучшие, здоровые и способнейшие люди, а наипаче, когда я после того времени в Черемисских и Вотяцких деревнях ни одного не видал такого хорошего человека.
По душевным дарованиям народов сих також мало хвалить можно. У них разум весьма туп, и по тому крайне невежи, и к порокам весьма склонны. Они не знают ничего о честности и добродетели, також и о внутреннем естественном законе, кроме того, чему с принуждения научены будут. Ежели один другого, или кого из соседственных народов обмануть захочет, тот ни одного не упускает случая, и при том весьма склонны к воровству, однакож не с довольною осторожностию; ибо почти всегда в том явно попадаются. Некоторые из них ходят на разбои, которым несколько в оправдание служит то, что нищета их к тому, как зима голодных волков, принуждает. В одном только Кунгурском уезде Черемисы нарочито достаточны. Чуваши крадут более лошадей, как мне в Чебоксаре случилось многих видеть, которые за таковое их шаловство скованые по улицам кругом ходили и некоторые из них работали, а другие милостыню просили.
Они почти все, как мужчины, так и женщины, к пьянству склонны. Вотяки наипаче имеют к тому хороший случай по тому, что они при завоевании их земли от Великого царя Иоанна Васильивича IV получили вольность, сидеть во всех своих деревнях вино, что у Черемис и у Чуваш весьма редко бывает; но вместо того умеют они варить пива и меды столь крепкие, что они с сего питья так же могут быть пьяны, как с вина.
В Вотяках приметил я еще и тот порок, что они пред прочими народами весьма упрямы, в чем они паки с финскими мужиками, как и по внешнему виду, очень много сходствуют.
В том помянутые народы хвалы достойны, что они неистовому мужеловству не касаются, да и звания сему пороку у них нет; а прочие восточные народы в помянутой нечистоте весьма охотно валяются.
III. О их платье
Во всех помянутых трех народах мужской пол носит платье почти одинаковое, наподобие того, какое бывает у Русских мужиков; одни только Черемисы в том разнствуют, что праздничные их наряды в верху около шеи бывают с воротником, который назади на четверть аршина вниз висит, и что кафтаны снизу по обеим сторонам до поясницы прорезные. В женском платье есть большая разность; чего ради за потребно рассуждено, дабы их праздную одежду сличить с платьем Кунгурских и Уфимских Татар, с одного платья снять рисунки.
Во-первых, платье можно различить по летам мужеского и женского полу. Старухи и вдовы весьма редко в уборном платье ходят, а девки носят убору больше; более же замужние жены: при том же примечать надлежит разность между повседневным и праздничным платьем.
Замужние женщины носят платье различное по местам жительства их, те, которые живут между Вяткою и Камою, також и в Кунгурском уезде, носят платье такое, как на рисунках № 1 и 2 показано; а которые жилища свои имеют на запад от Вятки к Волге, в оном по большей части сходствуют с Чувашами; живущие же в Козьмодемьянском дистрикте от Чуваш ничем не разнятся. Чувашские женщины, сколько мне известно, носят одинаковое платье, как на рисунках под № 3 и 4 изображено. В таком же платье ходят и Вотячки, как представлено на рисунке под № 5. На прочих же рисунках под № 6, 7 и 8 изображены платья Кунгурских и Уфимских Татарок, которых мне случилось видеть в полном их уборе между реками Окою и Кунгуром и между Кунгуром и Рифейскими горами, и с оного приказал я снять рисунки.
У Черемисок примечания достойнейший есть безмерно высокий головной убор, о котором упоминает и Олеарий. Голову сперва повязывают они двумя повязками, из которых одну завязывают под горлом, а другую с волосами на затылке. Обе бывают украшены набором из серебряных копеек и мелких корольков. Сверх сего накладывается у них береста наподобие стакана, которое покрывается холостиною, или кожею, и спереди укладывается шелехами, серебряными копейками и висячими корольками, а сзади украшается копейками и шелковою, или нитяною бахромою. С сего головного убору вниз висит широкая лопасть по спине, которая также выкладена бывает копейками и корольками. К сему лопастю прививаются волосы, которые связываются одною из вышеупомянутых на затылке повязкою. Такой головной убор называется у них Шуркъ. Некоторые привешивают еще раковины; а убогие женки вместо серебряных копеек носят оловянные бляшки, величиною и видом похожие на серебряные копейки. В ушах носят они кольцы с висячими корольками.
Те, которые таких высоких шапок не имеют, носят повязки или начелыши, с пришытыми поперек их так же серебряными копейками, шелехами, корольками мелкими, фарфоровыми штучками и проч. Помянутою повязкою на затылке завязываются вместе и волосы; при том висят вниз по спине лопасти с таким же набором, что у них все Ошпу называется. На половине головы до затылка, кроме вышепоказанного убора, носят они еще повязки холстинные, вышитые разноцветными нитками, а сверх оных повязок почти до затылка покрываются платком и завязывают оной под горлом, и оный вышит таким же образом и называется по их Шерпан. В ушах носят они сквозь продетые медные проволоки, не так как кольцы, а наподобие полукружия ободом с хороший палец. Я видел такой убор у Черемисских женок в Казани; но с оного снять рисунки за потребное не рассудил по тому, что платье с Чувашским сходствует.
При праздничном и повседневном уборе носят рубахи не самого толстого холста, которые по подолу так же вышиты; а на вороту против грудей застегиваются большой медною запонкою. На сей запонке у некоторых привешивается широкий ремень, с висячими на нитках большими корольками, длиною на палец, при том внизу украшен бывает фарфоровыми кусочками. Такие ремни с корольками называются Ширкама. Под рубашкою носят они порты. По рубашке подпоясываются поясом, к которому назади прививаются заплетенные головные волосы. Между Вяткою и Волгою живущие Черемисские жены носят на поясах также и крупные разноцветные корольки с привешенными по разным местам круглыми медными бляшками, а при том и с кистями нитяными, которые висят до колена. Сей убор называют они Иленем. Також носят они на поясу на левую сторону нож в ножнах, а при том в продолговатом небольшом мешочке и деньги свои, или нечто по их обыкновению драгоценное, что им беречь хочется. Когда они куда выходят, тож сверх своего женского платья надевают еще мужской кафтан, а зимою шубу; обувь же носят по обыкновению Русских крестьян, онучи и лапти.
Чувашские женщины носят головной убор, что надлежит до волосов, повязок и спинного украшения, такой же, какой Черемисские носят другого роду платье. Повязки с лопастями, висячими по спине, называются у них Тастар и Кошпа. В праздничные дни, или когда сряжаются в гости итти, надевают они с правого плеча на левое особливый ремень, или широкую перевязку из снурков сплетенную, которая спереди и сзади так же, как и повязка, выстрочена бывает, и сей ремень называют они Девет. Рубашки и прочее платье носят такое же, как Черемиски.
У Вотяцких баб в платье разность наипаче есть в том, что некоторые к повязкам берестяным, которые какою-нибудь истканью обложены и часто упоминаемыми мелочами убраны, привешивают над глазами еще корольки; впрочем же все носят на голове от одного уха к другому бересто, какою-нибудь истканью покрытое, вышиною в четверть аршина. Сверх сего покрываются платком четвероугольным, которого один конец висит спереди, другой сзади, а прочие два по плечам. Сей платок не только по краям разноцветными нитками выстрочено бывает, но еще и с бахромою, и издали много походит на прежние фонтанжи Европейских наших женщин. Такой головной убор называется у них Айшон. Удивления достойно, когда случится ночью поздно проезжему к Вотякам заехать; ибо, как их жены пробудившись от сна с печи долой полезут, то они во всем уборе весьма странными покажутся; что мне неоднократно случалось видеть. Они весьма скоро умеют убирать свои головы. Волосы заплетают в косу, которую с косником, убранным копейками и корольками, к поясу привязывают. На руках многие носят зарукавья корольковые, как Татарки. Рубашки бывают у них такие же, какие у Черемисок и у Чувашек. Сверх оных носят они еще особливое платье, которое с низу до верху прорезано, а рукава по Польскому обыкновению с плеч висячие, в которые рук не вздевают. Вообще говоря, платье Вотяцких баб не таково хорошо, чисто и дорого, как у прочих тамошних народов.
У всех трех вышепоказанных народов девки от баб в платье разнятся тем, что они на головах носят особливый убор, також не смеют надевать Черемисские Шуркъ и Ошпу, Чувашские Тастар и Koшпа, а Вотяцкие Айшак, но вместо того носят на головах чепцы, серебряными копейками, или таковыми же оловянными бляшками укладенные, как то обыкновенно у Черемис и у Вотяков бывает, или покрываются только выстроченными платками, как у Чуваш носят. Женской убор надевают на девок при свадьбах в церемонии. Все вышеупомянутые народы больше синий и красный цвет в платье любят.
IV. О их пропитании, торгах и промыслах
Все вышепоказанные народы питаются дома вскормленным скотом и дикими зверьми, рыбами, полевыми и огородными овощами. Они великие охотники до лошадиного мяса, а напротив того по Татарскому обыкновению свиней у себя не держат; однако большая часть из них у Русских в городах свиное мясо есть не отрекаются: напротив того Вотяки кажется охоту до свиней имеют; ибо их сотники и другие зажиточные люди свиней иногда у себя водят: только из Чуваш есть некоторые, которые свиным мясом вовсе брезгают, и когда им случится у Русских есть, то они наперед спрашивают, нет ли в естве свинины; а для чего не едят, тому никакой причины сказать не могут.
Они все любят кровь всякого скота и зверей, и убивши сцеживают оную весьма бережно: Чуваши её варят, смешав с жиром и с крупою, в сычуге, или пузыре убитой скотины. Они делают и колбасы, которые на воздухе вялят, и берут оные по большей части с собою в дорогу. Салма или Яшка называются у Чуваш смешанный с салом, или с коровьим маслом хлеб, в мелкие и продолговатые куски разрезанный, и в воде крепко варенный, которой они едят с кислым молоком.
Они пьют воду, молоко, пиво и мед. Которые зажиточны, те пьют и вино, а паче из Вотяков, которые, как прежде объявлено, сами винокурни имеют. Мужчины и бабы нюхают табак и кладут за губу. Между Чувашами некоторые и курят табак, только весьма редко.
Разве то в прежние лета была правда, что Олеарий написал о Черемисах, якобы они не сеют, не жнут, но питаются только дичиною и медом, который в лесах собирают; но ныне производят они и земледельство, так как Чуваши и Вотяки, из которых не так сами, как их жены, пашни пашут, да и во все зимнее время всякую домашнюю работу они же делают. Они имеют у себя огороды, в которых сажают капусту, репу, огурцы, чеснок, лук, редьку и прочие овощи, которого они большую часть, яко излишний, в городы на продажу возят.
Хотя они мед собирают в лесах, однако из имеющихся там своих ульев. Скотоводство у них везде в обыкновении. Живущие при реках питаются и рыбою. На промысел звериный ходят они все весьма часто.
Больших зверей ловят по большей части ямами, а мелких сетьми. Черемисы умеют из луков стрелять весьма метко и проворно, а Чуваши из винтовок, которые заряжают пулями величиною меньше горошины, и стреляют наипаче из оных белок, глухих и полевых на деревах. Между Вотяками стреляют некоторые из луков, а другие из ружья. Они во всю зиму иного ничего не делают, как только за промыслом звериным ходят; ловят же и стреляют дичину в толиком множестве, что сами всей съесть не могут, но почти еженедельно в окрестные города для продажи отвозят.
Ремесленных людей у них столько нет, сколько к убранству их платья требуется, и что они на платье употребляют, то покупают у Русских: ножи, ножницы, мелкие фарфоровые куски, шелехи, крупные и мелкие корольки, рульной табак, красные и синие исткани и прочее, у всех у них весьма похожие товары, и на оные меняют мехи, и паче лисьи черевьи, бельи, волчьи, и сим подобные. В северной стороне на Вятке есть также и собольи, с добротою не таковы, как Сибирские.
На Вятке делаются изрядные чашки точеные, и ежели оные велики и при том тонко и чисто выточены, також и олифою хорошо наведены, продаются недешево. Помянутая посуда делается из нарослей на березах, которые рождаются на корке помянутых дерев от действия соку с внешней стороны, и от воздуха столь крепки становятся, что оные весьма способно точить можно. Чем больше оные наросли, и чем лучше жилы в оных бывают, тем и чашки делаются больше, лучше и продаются дороже. Иногда точат помянутые чашки так тонко, что оные прозрачны бывают. Прежде наведения олифою чашки бывают беловаты в просерь, с черноватыми в пробеле жилками; от олифы же прочее дерево становится желто, а жилки черноваты в прочернь. При покупке таких чашек надлежит того смотреть, чтобы олифа была хороша и запаху противного от оной не было. Чашки иногда бывают не целые, но складываются из двух штук, и ежели в оные нальется горячая вода, то разваливаются. Впрочем же производить над ними опыт надлежит так: положивши оные в горячую воду, не вынимать до тех пор, пока там разведутся и будут полоски как тарелка, а по тому, как простудятся, по прежнему опять станут. Равным же образом примечать надлежит, чтобы олифа, которую не всяк хорошо умеет делать, от горячей воды не попортилась, а влитая в чашки вода олифного бы запаху или вкусу не приняла.