Бабушка Соломония в славянских заговорах

Бабушка или матушка Соломония (Соломонида, Соломида, Соломатьюшка, Соловея, Совья…), якобы принимавшая роды у Богородицы и пеленавшая Христа — покровительница младенцев и целительница, она призвана защитить младенцев от колдунов и вообще защитить и исцелить от сглаза (уроков), порчи, испуга (переполохов), болезней и пр. (эта функция преобладает), в частности, от бессонницы и грыжи. Другие функции: помочь женщинам при родах; исцелить людей от кровотечения из резаных, рубленых и проч. ран; сделать так, чтобы корова отдавала молоко; исцелить лошадей от всех болезней; снять порчу с охотничьего ружья. Бабушка Солмания упоминается также в заговоре от зубной боли.

Имя Соломонида может также принадлежать змеиной царице в заговорах от змеиных укусов.

Заговор Бабушки Соломонии над новорожденным

После родов, выпарив родильницу в бане, повитуха парит и новорожденного, приговаривая:
Бабушка Соломоньюшка Христа парила да и нам парку оставила. Господи благослови! (...) Бабушка Соломоньюшка парила и правила, у Бога милости просила. Не будь седун, будь ходун; банюшки-паруши слушай: пар да баня да вольное дело! (...) Не слушай ни уроков, ни причищев, ни урочищев, не от худых, не от добрых, не от девок пустоволосок. Живи да толстей да ядряней. (Вятская губ., Майков 1994: 31, №51).

Молитва, читаемая бабушками при первом мытье в бане новорожденного младенца

(…) Парится, умывается раб Божий Федор на корысть, на радость, на Божью милость, на благодать Христову. Баушка Соломонида истинна Христа во второй бане паруше. Истинной Христос не страхал, не пугался и не полохался, так и ты, раб Божий младенец Федор, не пугайся, не страхай и не полохайся, злому, лихому тени в глаза, а завидящему — гвоздь в сердце. (Вологодская губ., Попов 1903: 224)

Заговоры на грыжу младенца

Повивальная бабка приговаривает: Бабушка Соломонидушка у Пресвятой Богородицы грыжу заговаривала (или: заедала) медными щеками, железными зубами, так и я заговариваю у раба Божия (имя рек) (Архангельская губ., Ефименко 1878: 197–198).
Бабушка Соломония мыла, парила раба Божьего (имя рек) в парной байне, заедала, загрызала и заговаривала грыжные грыжи у раба Божьего (имя рек), в становой кости, в пуповой жилы, в руках и ногах… (Онега, Ефименко 1878: 200).

От зубной боли

Млад месяц, золоты рога, серебряны бока, куда идешь? — К бабушке Солмании. — Помяни меня, раба (или рабу — и.р.), от головной ломоты, от зубной щемоты. Заговор этот больной произносит, обращаясь к молодому месяцу (Нижегородщина, Коровашко 1997: 15).

Многообразие имен бабушки объясняется фольклорной вариативностью, а также, видимо, смешением имени собственно апокрифической повитухи, Саломеи/Саломии, с именами с одной стороны, третьей жены-мироносицы Саломии, матери апостолов Иоанна и Иакова, считающейся, как и Мария Клеопова, сестрой Богоматери (память 3 авг. и в неделю жен-мироносиц), а с другой — св. Соломонии, по церковному преданию, матери семи братьев Маккавеев (память 1 авг.), чье имя не упоминается в Писании (см.: Солярский 1884: 56–57). Епифаний Кипрский одну из двух сестер Иисуса Христа называет Саломеей, хотя другие источники дают иные имена. Известны также Саломия, сестра Ирода великого, его дочь с тем же именем, а также самая известная — Саломия, дочь его сына Ирода Филиппа I и Иродиады. Все они, конечно, святыми не были. О возможной связи образов Соломонии-Салманиды и царя Соломона осторожно упоминает В.Н.Топоров, не приводя, впрочем, аргументов (Топоров 1993: 102). Одним из оснований для ассоциации могли бы быть известные магические функции Соломона. Ср. также одноименные фольклорные персонажи, в частности, Соломониду Волотовну, предсказанную дочь Волота Волотовича в «Повести…» о нем (Буслаев 1881: 347).

Из текстов ясна связь персонажа с идеями рождения и мытья/очищения, в том числе, видимо, ритуального послеродового очищения родильницы. Т.А.Агапкина и А.Л.Топорков, описав известный обряд умывания рук повитухи, упоминают, что в Курской губернии считали, что "сама Божья Матерь по рождении Спасителя размывала так же руки с бабушкой Соломонией" (Агапкина, Топорков 20013).
В фольклористике существует «демонологическая» интерпретация Соломонии как «банного духа». Н.А.Криничная считает, что в образе бабушки Соломонии, которая парит в бане объект заговора, исцеляя его от болезней, «угадывается» образ духа-«хозяина» бани (Криничная 2004: 72). Эта концепция Соломонии как «баенника» не кажется нам убедительной. Истоки образа Соломонии лежат в области христианской книжности, и для объяснения ее заговорных функций необязательно допускать контаминацию с демонологией.

Исследователи уже указывалина апокрифические источники этого образа. Как пишут С.Б.Адоньева и О.А.Овчинникова,
«бабушка Соломида — часто упоминаемый в заговорах на детей персонаж; очевидное смешение двух лиц. По апокрифическому первоевангелию от Иакова, повивальная бабка, приглашенная Иосифом к Марии во время родов, проходящей женщине Саломее рассказала о том, что ―родила дева и сохранила девство свое‖ <…>. Отдельные части этого текста (II–III вв. от Р. Х.) переводятся с греческого не позднее XV в. и читаются в различных памятниках древнерусской книжности (например, в Макарьевских Минеях Четьях на 8 сентября). Другим источником появления Соломониды или Соломиды в устной традиции может быть иконопись. На иконе Рождества Христова рождение изображается при участии апокрифической повивальной бабки» (Адоньева, Овчинникова 1993: 167–168).

В протоевангелии Иакова (II век) действительно говорится, что, найдя пещеру для родов, Иосиф идет искать повитуху — и находит, хотя встреченная им женщина таковой прямо не называется. Имя ее также не названо, а вот вторую проходящую женщину, встреченную в свою очередь уже самой повитухой, действительно зовут Саломеей. В изложении чувствуется какая-то недосказанность. Бельгийский издатель и комментатор текста Де Стрейкер справедливо заметил в связи с этим, что автор не объясняет, чтó обе эти женщины делают в пустынной местности и каковы их отношения между собой. Странно также, что у первой есть профессия, но нет имени, а у второй есть имя, но нет профессии. Кажется, автор считал, что читатели и без того знают, о ком идет речь. Означает ли это существование какого-то более раннего рассказа – неизвестно (De Strycker 1961: 411).

В куда более позднем, 6–7 века, (и связанном с протоевангелием Иакова) апокрифическом евангелии Псевдо-Матфея (гл. XIII, см.: Свенцицкая, Скогорев 1999), где излагается тот же рассказ, встреченная Иосифом женщина названа повивальной бабкой по имени Зелома (Гелома), а вторая женщина — также Саломеей6, причем похоже, что она тоже была повитухой (Иосиф привел их обеих вместо одной). Зелома проверяет и подтверждает девственность Марии, с ней ничего не случается. Саломея не верит ее словам и хочет удостовериться сама, Мария позволяет. Саломея убеждается, но у нее иссыхает рука, которая затем исцеляется по совету ангела от прикосновения к краю пелен Младенца. Отсюда, очевидно, берет начало иконописная традиция изображения омовения Младенца двумя женщинами. Обе эти женщины действительно изображаются на иконах Рождества Христова. Саломея, видимо, женщина в белой (синей, красной) одежде, которая наливает воду в купель, в то время как первая повитуха держит младенца.

Мотив иссохшей руки Саломии еще с раннего Средневековья известен в западной иконографии. Покровский упоминает итальянскую таблетку, на которой среди прочего изображена Саломия, показывающая Богоматери свою иссохшую руку (Покровский 2001: 142); Саломия обращается здесь с мольбой не к Младенцу, а к Богоматери.

В позднейшей христианской традиции две женщины сливаются в один персонаж, Саломию. О ее ранних упоминаниях в древнерусских и старославянских памятниках см. (Покровский 2001: 171). Н.В.Покровский, кстати, посвятил особое внимание ее образу в христианской иконографии.

Так, единственная «старица Салóмїя», позванная Иосифом «на послужéнїе», упомянута в «Сказании о еже по плоти Рождестве Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа», помещенном в Великих «Минеях четьях» Макария под 25 дек. [Минеи 1869: л. 166 об.]; см. также: [Свєнціцкий 1933: 2–3]. В Минеях Димитрия Ростовского также приводится это «Сказание». В нем находим цитату из св. Киприана о том, что Богородица родила безболезненно и сама приняла у себя роды, не нуждаясь в услугах бабки, пока Иосиф ходил звать «старицу Саломию», которая названа родственницей Марии. Но та пришла уже после рождения. Далее в «Сказании» со ссылкой на св. Зенона Веронского пересказывается апокрифический сюжет о болезни руки Саломии.

Вероятно, составитель «Сказания» (или кто-то из его предшественников — ср. его ссылки на Свв. Отцов) смешал достаточно сходно звучащие имена Зеломе/Зелома и Саломея/Саломия и объединил двух женщин апокрифической традиции в один персонаж.
В древнерусском руководстве для иконописцев («Иконописном подлиннике») сохраняется представление о двух женщинах (которые и изображались на иконах), но имя переносится на первую: «одна из повитух прямо названа бабой Саломией, другая просто девицей» (Покровский 2001: 155); эта баба упоминается и в поздних, т.н. критических подлинниках.

Еще одним источником проникновения в восточнославянские представления имени Соломии и сюжета о болезни рук повитухи мог быть, как пишет О. Боряк, западный миракль XIV в., бытовавший также и на украинских землях (Боряк 2009: 176). В нем у бабы Соломии, коснувшейся младенца, отпали обе руки, позднее приросшие обратно. Боряк сближает мотив рук в этом сюжете с упомянутым выше обрядом умывания рук (укр. зливання на руки). Однако в русской и украинской заговорной магии этот мотив не нашел отражения.

Наконец, «баба», принимавшая Христа, упоминается в старопечатных требниках, а в одном из них, 1625 г., «она прямо названа Саломией» (Покровский 2001: 172). Как продолжает автор (со ссылкой на Мельникова-Печерского), «в обычаях старообрядцев древняя Саломия живет и поныне под именем бабушки Соломониды: имя ее упоминается в наговоре при вспрыскивании водой против дурного глаза; ее чествуют некоторые старообрядцы 26 декабря, когда бывает угощение повитух».

Мы видим на примере бабушки Соломонии, что образ, претерпевший существенные изменения и искажения уже в апокрифической книжной традиции, изменяется еще раз почти до неузнаваемости в фольклоре. Есть только два основания, позволяющие установить его тождество с первоисточником: имя (также, впрочем, искажавшееся) и прагматическая функция в народной магии (соотносящаяся с изначальной функцией в сакральном тексте), то есть то, с какой сферой жизни персонаж был связан и чем мог быть полезен человеку.

По материалам Алексея Юдина, Гентский университет (Бельгия)